Есть одна тонкость.
Представим, что кто-то любит, когда его жалеют. Обратим внмание: не возбуждает к себе жалость, чтобы достичь этим цели (например, какого-то к себе отношения), не прикидывается несчастным, не самооправдывается жалостью, а именно любит жалость как таковую. Любит жаление как событие. Это всё важно, потому что жалость часто используется как средство. А я сейчас говорю о жалости самой по себе.
Так вот, жалости хочется в первую очередь от тех, кого любишь. В сущности, нельзя же хотеть жалости от того, кого не любишь. Или от того, кто тебе безразличен. (Я не говорю о вагонных и кабацких разговорах — там другая ситуация, но, кстати, в сам момент этих разговоров безразличия тоже нет.) И невозможно быть жалеемым, не раскрывшись, не сделав шаг навстречу. Поэтому жалость как таковая — это проявление любви. Она предполагает любовь как отношение.
Поэтому точно так же нельзя жалеть человека со стороны, на расстоянии. Можно сочувствовать. А жалеть не получится, нужно взаимное движение.
Представим, что кто-то любит, когда его жалеют. Обратим внмание: не возбуждает к себе жалость, чтобы достичь этим цели (например, какого-то к себе отношения), не прикидывается несчастным, не самооправдывается жалостью, а именно любит жалость как таковую. Любит жаление как событие. Это всё важно, потому что жалость часто используется как средство. А я сейчас говорю о жалости самой по себе.
Так вот, жалости хочется в первую очередь от тех, кого любишь. В сущности, нельзя же хотеть жалости от того, кого не любишь. Или от того, кто тебе безразличен. (Я не говорю о вагонных и кабацких разговорах — там другая ситуация, но, кстати, в сам момент этих разговоров безразличия тоже нет.) И невозможно быть жалеемым, не раскрывшись, не сделав шаг навстречу. Поэтому жалость как таковая — это проявление любви. Она предполагает любовь как отношение.
Поэтому точно так же нельзя жалеть человека со стороны, на расстоянии. Можно сочувствовать. А жалеть не получится, нужно взаимное движение.